Достоевский по-японски.

(Кавабата Ясунари. Стон горы)

 

 

        Устами одного главных персонажей своего знаменитого романа, Достоевский произнёс ключевую фразу, которая второе столетие не даёт покоя не только писательскому цеху: «красота спасёт мир». В ёмкой формуле словно бы выкована абсолютная истина, которую как ни интерпретируй, ошеломляет своей достоверностью и правдоподобностью. Пусть даже не все люди сразу легко согласятся с этим утверждением, но, пожалуй, для всех очевидна его многозначительность и точность. Эта фраза падает тяжёлым камнем на дно памяти и начинает там жить своей долгой жизнью в бесконечном осмыслении — она на духовный вырост. Человек растёт над своими прежними убеждениями, буквально вставая и опираясь вот на такие, с виду простые, высказывания.

        Не сильно известный широкому российскому массовому читателю знаменитый японский писатель и лауреат нобелевской премии по литературе — Кавабата Ясунари — в некотором смысле прямой наследник Федора Михайловича. Всё его творчество пронизано идеей красоты, которая раскрывается в специфическом японском стиле. Хочется даже сказать, в стиле японской живописи гохуа — так кажется автору этих строк. Есть ощущение, что писатель работает в манере скупой, но крайне выразительной технике изображения действительности японцев в своей стране в XX веке. Красота пейзажной Японии известна всему миру с давних времен. В то же время страна за последние несколько веков, как и многие страны, пережила бурную модернизацию, в результате которой стремительно эволюционировали традиционные тысячелетние устои. Что осталось от них, и кто такие современные жители Японии ныне?

        Писатель рассматривает повседневную жизнь своих современников сквозь призму вечной красоты Фудзиямы, цветения сакуры и вишни, созревающих плодов гингко. Люди как люди — всегда живут одинаково во все времена: нелепо, наивно, грустно, скептически, в труде, в размышлении, в чувстве. Но чтобы понять глубины ландшафта их внутреннего мира, Кавабата предлагает своему читателю оптику зияющей красоты мира природы, в которой живут эти люди, порой забывая об этом. Автор напоминает нам о том, что все страсти, скандалы, измены, радости и заботы каждого дня неизбежно меркнут, если взглянуть на них с точки зрения Вечности.

        Герой книги Синго слышит стон горы, и в этом стоне, как в шуме огромного водопада, тонут все другие стоны, которыми наполнены души людей. Но как бы не были некрасивы слова, дела и поступки близких и родных людей, которые окружают и расстраивают жизненный мир стареющего Синго, Красота никогда не исчезает из его взора: в саду разрослась аралия, которую нужно подрезать, чтобы дать расти вишне, в подполе родила собака, внезапно он ловит себя на мысли, что ни разу за жизнь не взбирался на Фудзияму. Красота разлита повсюду, красотой дышит мир на планете Земля, красотой пронизано всё бытие человека, догадывается ли он об этом или нет.

         В своё время Достоевский предложил миру исследовать область бессознательного в человеке и блестяще осуществил этот проект. Изучая подноготную изнанку русского человека на фоне петербургской архитектуры, ландшафта сельского уездного городка, он открыл фантастический и ужасающий внутренний мир русского человека. Кавабата, в свою очередь, делает тоже самое, опираясь на традиционные ценности японской культуры: созерцание и воображение в пейзаже природы, чайные церемонии, антикварные предметы старины и др. Но в его исследовании в попытке обрести взгляд на человека он приходит к пониманию: «красота спасает».

 

 Память на ночных дорогах

(Газданов. Вечер у Клэр. Ночные дороги)

 

        До сих пор непонятно, как легко Россия стряхнула с себя «цвет нации», словно крошки с простыни и живёт-поживает, как ни чем ни бывало. Риторически звучат вопросы: как нам обустроить Россию, что не так с отечеством, где потеряно национальное достоинство и т. д. Элита общества, образованные сословия: интеллигенция, духовенство, дворянство, купечество и прочие — классовыми прослойками целиком были вырваны из её тела с корнями. Если человеку отрубить голову, то тело прекратит сове существование через несколько минут, а вот если многонациональное государство дробит голову на куски и разбрасывает её на кусочки по странам и континентам, то в общем-то ничего страшного не происходит. Некоторое ошеломление и чуть более длительная деградация и застой через какое-то время проходят. Отброшенная на несколько столетий назад, страна к XXI веку вновь вступает в соперничество с передовыми странами на равных и всерьез заявляет о своем лидерстве в ближайшем будущем. Во истину Россия — страна чудес!

        С одной стороны, такая тенденция внушает оптимизм и должна послужить уроком для всех существующих когда-либо пессимистов. Огромная, богатая, многонациональная страна, больше похожая на цивилизацию, может пережить многие немыслимые социально-экономические катаклизмы и выйти из реки Леты сухой и невредимой. Русский ковчег на может быть ни завоеван, ни истреблен, ни побежден никем и никогда — такое прочтение русской истории вполне может существовать в сознании современных россиян, искренне любящих историю и культуру своей страны. Такое суждение выстроено не на «квасном патриотизме», но на фактическом материале многострадальной истории страны.

        С другой стороны, что же получается: все позабыто? Страдания миллионов наших сограждан, потерявших по вине соотечественников Родину — напрасны, никому не интересны ныне, ветхое платье «русского зарубежья»?

        Судить об истории страны крайне сложно, если вообще возможно. Факты, источники, исторические материалы всегда можно истолковывать по-разному до бесконечности: и правды на этом пути не найдешь никогда. Русский человек грешит однобокими суждениями о своей истории, зачастую акцентируя внимание на лишь на негативных её сторонах. И как это всегда случается с бинарными оппозициями, прорисовывается характерная категорическая фигура русского выбора: либо любить Родину, не замечая темных пятен, либо жить и работать в ней, но презирать, делая акцент на мрачных страницах. Сколько отношений разорвано, сколько сказано грубых слов в этих спорах!

        Однако само русского зарубежье выбрало путь меж двух огней: не осуждая и не возвеличивая, она прожила длинные годы эмиграции с терпением, надеждой и верой.

        К ярким представителям русского зарубежья относится Гайто Газданов, который покинул страну слишком рано, для того чтобы понимать, какой клубок завязался на просторах одной пятой земного шара. Увлекшись романтиков войны, жаждя подвигов и приключений, он покинул её, вместе с нестройными рядами белого движения, оказавшись на незнакомых улочках Парижа. Работая таксистом, он включается в новую жизнь, в которой, однако, не всё кардинально ново. Он наблюдает жизнь крупного европейского города без прикрас, как она есть. В ней много старых приятелей прошлого, заложником которого он стал теперь навсегда. Везде встречает он людей, кривые судеб которых открывают перед ним дверь в безграничный мир человеческой души. По ночам, когда приглушена суета повседневности, когда до блеска промыто лобовое стекло после дождя и слёз, в мире творческого воображения писателя рождаются образы, воспоминания, мечты из мира навсегда исчезнувшей страны и людей, которые останутся в памяти потомков, пока жив будет русский язык.

        Об этом не нужно спорить и даже иметь суждение. Стоит просто прочитать и пережить всё то, что пережили наши соотечественники, чтобы их боль стала нашей болью. И могли честно сказать себе: и это тоже моя страна. Это моя история.

 

 

Не всё то золото, что блестит

(Стейнбек. Жемчужина)

 

 

        Нашел человек жемчужину в море. Не простую жемчужину, а огромной величины. И не случайно нашел, а всю свою жизнь искал именно её. Даже не только всю свою жизнь мечтал о таком подарке судьбы, но от предков своих унаследовал символ жемчужины, которая приносит удачу и счастье. Предки этого человека также, как и он, из рода в род ловили жемчуг старинным кустарным методом времен неолита. Меняется жизнь, но не везде и не у всех. Под сенью архаики живет этот человек со своею семьей, разделяя все горести и радости соседей, можно сказать, по племени. Все надежды и чаяния этих людей связаны с поиском пресловутой жемчужины. Они мечтают выловить и начать совсем другую жизнь. Жемчужина — это символ новой жизни, возможность вырваться из первобытно-общинного цикла.

        И вот однажды одному человеку повезло обрести право на свободу и новую жизнь. Жемчужина попала в хорошие и добрые руки. Момент истины. Радость и счастье. Удача. Везение. Сбывшаяся мечта. Но это только начало истории…

        Дальше начинаются испытания: большая жемчужина — большие проблемы. Трудности с продажей, страх, зависть, предательство, месть, злословие, заискивание, бегство, скитание, гибель ребенка, унизительное возвращение. Мечта маску с лица, а под нею открывается оборотная сторона — личина.

        Но что делать с жемчужиной? Что делать с нашими мечтами? Что лучше: идти напролом к своей мечте, принося жертвоприношения мнимым идолам или отказаться от иллюзорных мечт в пользу реальных и подлинных состояний бытия?

        Герой книги, пройдя сквозь строй низких человеческих истин делает непростой выбор. Он обращен к каждому.

     

Совсем другой архиерей.

(Барсуков (Тихон). Архиерей).

 

        Широко известен массовому читателю «Архиерей» Чехова. Этого архиерея знают лишь единицы. Повесть исчезла с глаз на долгое столетие и только теперь текст вернулся к своим законным обладателям — людям, любящим русский язык, культуру и свою многострадальную страну. Произведение изумительно во всех смыслах.

        В оптике рассмотрения извечный русский вопрос — как обустроить Россию, чтобы люди смогли жить на её земле счастливо и с сознанием смысла. Перечислять пороки — дело неблагодарное: пьянство, лень, казнокрадство, безразличие, нищета, нездоровье, показуха и т.д. Не счесть изъянов в душе русского человека, но одного не отнять — не только грехами живет русская душа! Тянется душа к свету сквозь преграды и тьму, всегда готова вступить в неравную схватку со злом. Живы на дне её силы сопротивления низменному. Грешит, но не падает ниц. Остается в душе местечко для спасения. Потому ждет Русь праведника. Ждет посланца с небес. Ждет человека, который приласкает, приголубит, добрым словом утешит. Мысль эта осознается Церковью, которая несет на себе крест воспитания и наставления русского народа с давних времен. Тихоновский архиерей — птица высокого полета — решается на мужественный шаг по реформированию русского духа в местном масштабе. Понимая свою миссию, сподвигает русский дух к возрождению. Просыпаются в людях мечты и чаяния, оживает желание к жизнетворчеству и созиданию. Оттаивает постепенно лед нежелания понять другого, стихает боль обид и унижений, воспламеняется искорками надежды истерзанная плоть. Путь возрождения тернист и труден, но он пролегает через любовь царствию земного благоденствия.

        Оживает забытая богом сторона. Как от свечи к свече, так от человека к человеку передается пламя веры, отпадают полемические вопросы, как осенние листы. Все становится понятным: зримо ощущается как многочисленные дорожки сливаются в единый Путь. И верится, что вот-вот и нащупает Россия свое подлинное призвание и встанет с колен. Хочется перекреститься и сказать: «Слава Богу, возрождается Русь!».

        Но чу!… Снимают архиерея с должности. Доносы и подлость снова берут верх… И через сто лет после написания этой книги, понимаем, что в таком же состоянии, как и тогда, мы пребываем и ныне.

Битый небитого бьёт

(Захар Прилепин. Допрос)

 

        Небольшая повесть современного писателя посвящена тому, как работает следственный механизм в настоящее время в России. История России в XX веке оставила страшные рубцы памяти в отношении следственных процессов, проводимых в СССР, включая тюремное заключение и всю антиправовую политику государства в отношении своих граждан. Уже написаны «Архипелаг ГУЛАГ», «Крутой маршрут», «Колымские рассказы» — произведения, от чтения которых и сегодня волосы встают дыбом. Однако спустя столько лет невольно хочется задать риторический вопрос — а что-нибудь  изменилось с тех пор? Какова ситуация в этой сфере в нынешнее время?

        Прилепин берет довольно типическую ситуацию двух друзей, которые случайно оказались не в том месте и не в том времени. Попав в руки блюстителей порядка, с мальчуганами проводят жесткий допрос. Их подозревают в убийстве, которого они не совершали. Не дав раскрыть рта в свою защиту и предупредив закономерный вопрос о цели задержания, главный герой повествования получает по физиономии множественные удары пластиковой бутылкой газировки. Таких мер, вероятно, требует процедура допроса: жестокий следователь «колет» потенциального подозреваемого. Когда же выясняется, что улик нет, а подозрение не подтвердилось, героя выпускают на волю. На этом можно было и бы закончить. Забыть эпизод, как страшный сон, и жить и в страхе радоваться дальше. Так и случилось бы в советское время.

        Но дальше начинаются мучения психологического характера. Как преступника тянет на место преступления, так униженного и оскорбленного невинно человека — разобраться во всем и получить сатисфакцию. И дело даже не в том, кто виноват или не виноват и почему. А в вековой негласной традиции презрения к человеку, неуважению человеческой личности в нашем Отечестве. Человек здесь не имеет ценности, он — только винтик в бездушной государственной машине — бесправен и безмолвен. Так повелось: без бумажки — ты букашка!

        Герой раскручивает ситуацию, анализирует события, пытается призвать своего обидчика к ответу и узнаёт много нового и неизвестного о себе, о семье, о своей стране. И понимает, что права не дают — их берут, если ты в состоянии решиться быть субъектом права.

        Его обидчик больно бросает ему в лицо хлесткие слова: что ж ты не защищался, когда я бил тебя — на тебе не было наручников, а я никогда не бью связанных.

        И значит, делаем мы грустный вывод: дело не во власти, не в звериной ненависти в некоторых людях, но в уровне правосознания в обществе. Страх быть избитым, вымещение злобы за прошлые обиды — только эмоциональные частности конкретных субъектов, проблема в непонимании самой логики Права.

        Россия мучительно сбрасывает вериги коллективистских ценностей, в которых не может быть субъекта права по определению, погружаясь в тьму неведомого права субъективистского. А оно предполагает свободного и ответственного за свои поступки человека, который является целью и основанием гражданского общества, который всегда готов постоять за себя, своих близких и ценности. Чтобы стать таким человеком Новой России потребуются немалые усилия от самого человека. Дай ему Бог с честью и достоинством выдюжить вызовы времени.

 

 

Артур Кестлер. Ослепление тьмой.

 

        Удивительно, но пронзительный и точный роман о московских процессах 1937 года, написан не советским автором, а англичанином. Тем более удивительно, откуда Артур Кестлер может знать столько психологических подробностей о душе русского революционера, попавшего в собственноручно изготовленную ловушку. Здесь недостаточно ознакомиться с материалами следствия или со сведениями биографического характера, тут надо глубоко вникнуть в суть душевных проблем современного человека. Автору удалось раскрыть тему так, что тьма той эпохи, призрак который до сих пор витает над головами ее внуков, рассеивается и появляется искомая ясность и понимание времени, которое именуется сталинским.

        Сегодня мы знаем многое из того, что долгое время было засекречено, однако не так много (многое еще скрыто от глаз), чтобы мы могла смело сказать нашим детям — тема изучена и исчерпана — двух вариантов быть не может. Сложность русской истории в том и заключается, что у нее — непредсказуемое прошлое: каждый раз, на новом витке, пишется совершенно другая история. Лично я придерживаюсь той точки зрения, что русской истории попросту нет как устойчивой общепризнанной истины. Есть только мифы, истории, байки и т.д. Произошло это потому, что в жизненном мире русского человека всегда недоставало Логоса, которым, как кухонным ножом, можно было бы аккуратно нарезать ломтиками систематические кусочки русской истории — непротиворечиво и правдиво, уложив их в школьный учебник. Недостаток Логоса сказывается во всех сферах жизнедеятельности русских людей на протяжении всей ее истории. Поэтому даже по одному историческому событию едва ли удастся найти общий язык за круглым столом: всегда будут полярные точки зрения и различные интерпретации событий. И дело не в русских людях, их интеллектуальных и душевных особенностях (как кажется некоторым: мы особый народ), но в недостаточности русского Логоса, что можно отнести к существенному недугу общественной жизни.

        В книге рассматривается тема публичных процессов 30-х годов XX века, в которых фигурировали знаковые фигуры «ленинской гвардии» — Каменев, Зиновьев, Пятаков, Бухарин. В тексте дан собирательный образ революционера-интеллигента, стоявшего у истоков русской революции, который к моменту торжественного установления советской власти, превратился в изгоя, не разделяя политические методы новой власти. Изгоя же система насильно превращает во врага, требуя публичного покаяния и самобичевания, признания истинности этих самых методов. На сложнейшую тему Артур Кестлер взглянул непредвзято, поставив себе задачу рассмотреть своего героя по модулю — вне оценочного суждения, как и подобает делать большому художнику. Русскоязычная литература по данному вопросу предлагает только два пути понимания такой ситуации: либо осудить уклонистов от ведущей линии партии (именно так было в описываемые времена), либо оправдать невинно осужденных тираном и деспотом искренних детей своего народа. И та, и другая точка зрения грешат односторонностью; истинностное понимание, скорее, на стороне Артура Кестлера, который пытается анатомировать поведение, смыслы, ценности и мотивы такой фигуры, каковой был, скажем, Бухарин.

        Что психологически и духовно произошло с «верными соратниками Ленина» в великом деле построения социалистического государства на всей Земле? Почему к власти пришел хитрый палач, карающий их — тех, кто его же и привел к власти? Без ответов на эти вопросы русская история едва ли имеет возможность продолжится дальше, минуя порочную закольцованность.

        Автор «Слепящей тьмы» рисует картину духовного раскола центрального героя романа, который, будучи в плену специфической диалектики революционера, находится в плену догм. Его покарало не общество, не НКВД, не Сталин, а собственное мышление. Однажды отказавшись от базовых христианских ценностей человечности в пользу коллективистских, революционных, разрушительных — он встал на путь деградации ценности отдельно взятого человека во имя торжества социальной целостности общества. Эта логика неизбежно привела его последователей и учеников к краткой макиавеллистской формуле: цель оправдывает средства. И если целью является отказ от индивидуальных ценностей человека ради построения социалистического государства, то нет таких жертв, которые не могут быть принесены ради счастья трудового народа на одной шестой части суши. Только в тюрьме наш идеолог вполне понимает значение всей своей земной деятельности на поприще революции. Революция приносит в жертву собственных детей, и он ее верный сын. Целое должно побеждать часть: если партия и народ требуют от него отречения от собственной личности в показательной чистке, то он сделает это, иначе какой же он тогда революционер! Однако тюремное бытие раскрывает фанатику глаза чуть шире обычного. В моменты кратких озарений, он чувствует, что все не так однозначно и линейно, как кажется со стороны, все его существо бунтует против такой логики. Если я есть, существую, мыслю, чувствую, — то я-таки есть как индивидуальное и уникальное бытие. А значит, имею право не соглашаться с чем угодно, что напрямую не относится к моему Я. У меня есть право не бунт, если мной начнут манипулировать извне. Все то, что является не-Я, не мною — совсем не вправе требовать от меня согласия на жертву Я во имя мифического не-Я. Народ безграмотен и находится на низкой ступени развития. Почему же мне должно принести себя в жертву ради счастья этого убого народа?

        Но если я не хочу отдать себя на заклание, тогда следует пересмотреть всю порочную логику революции. Вот тут и капкан: если все-таки признать индивидуальную ценность человеческой личности, тогда автоматически будут обессмыслены все предыдущие усилия и мечты человечества в построении социалистического общества. А главное, твои собственные усилия и мечты. Отматывая назад киноленту лет и событий, герой доходит до начальной точки отсчета, в которой могла осуществиться жизнь подлинная — в ней: воспоминание о детстве, в котором ему очень хотелось стать астрономом и наблюдать за неспешным движением в вечности небесных светил.

        Но давным-давно сделан другой выбор, и жизнь уже не переменить. И значит, надо последовательно идти да конца в пожирающую слепящую тьму…

         «Тихое» дно

(Шолохов. Тихий Дон)

 

        В тихом омуте, как сказывает поговорка, черти водятся. Живут они во всех персонажах романа, но более выпукло в главных героях — Григории и Аксинье. Оба бунтари: взбалмошные и непокорные, словно гривастые кони с норовом — действуют во всем только по своей дикой воле, потакая разнузданным желаниям и хотениям, взрывая вихрем страстей «патриархальную тишину Удоева». Традиционный уклад казачества гнетет их, заставляя убегать, однако от себя не убежать…

        Поражает длина романа, растянутого на четыре тома. После второго отчетливо понимаешь, что роман вообще не может иметь окончания — он бесконечен, как сама жизнь. М. Шолохову гениально удалось схватить осевые нити народной жизни, которые вьются через всю русскую историю. К XX веку сельскохозяйственная страна крестьян напоминала собой тот же портрет, что и в эпоху неолитической революции, за вычетом некоторых очевидных технических орудий труда. Неизменным остался характер человека, сформированного землей и необъятными просторами русских широт. Русское пространство настолько велико, что растворяет полностью и без остатка время, поэтому нет и не может быть истории у этой страны — все время в ней — вечность.

        Русская вечная география, в ландшафте которой обитает русский человек, к XX веку претерпевает знаменательную ломку. Неожиданно для всех трескается тысячелетний лед циклической традиционной матрицы, обнажая бурные воды неспокойной реки, загнанной под лед деспотичной волей. Григорий и Аксинья, сами того не понимая, выступают зачинщиками разлома, сея вокруг себя горе и страдания, — однажды соберут урожай из революций и гражданской войны. Как маленькие дети, балуясь со спичками, они сжигают отчий дом страны до тла, наказывая всех падением в пропасть еще более ужасного Средневековья, чем то, из которого они пытались выйти.

        Трагедия происходит не потому что некий злой Рок хочет погубить Россию, хотя у нее во все времена много внешних врагов и завистников, но в силу отсутствия сознания и ответственности за бытие свое индивидуальное и бытие страны. 

 

 

Заповедник гоблинов.

(Довлатов. Заповедник)

 

        Маленький шедевр от большого писателя, который в наше время может быть смело отнесен к классикам русской литературы конца XX века. Ни на родине, где он мучился, меняя профессии в поисках себя, ни за рубежом, куда иммигрировал вместе с семьей от безысходности — он не дождался признания и славы, о которых ему мечталось в течение всего полувекового жизненного пути. В том беспощадном к талантам и гениям столетии — веке войн и машин — человеческое начало обострилось до самых костей, испытывая человека на прочность. Сталь, железо, бронза — схлестнулись в Первой, а затем и во Второй Мировых войнах, показав человеку земли, устроившему себе это испытание, что он ничто. Послевоенное поколение, знавшее о войне не по наслышке, или лишь краешком детства коснувшихся этой Великой Страды, пронесли через свою жизнь глубокое уважение к поколению отцов, которые были брошены под пули и погибли в схватке с леденящим металлом, отстояв лишь единственную ценность, наряду с победой — достоинство человека.

        Довлатов принадлежит к тому писательскому цеху, для которого права человека, честь, достоинство, любовь, свобода вне всяких идеологических рамок, являются нормой и минимумом для пишущего человека. В его текстах нет сверх-задачи, заявки на сверх-человека, нет коллективистских иллюзий будущего коммунистического общества. Ни разобщенность людей при капитализме, ни скотское единство при социализме — не радуют его. Как большого художника его интересует сам человек, каков он есть без прикрас. За его героями скрывается по большей части сам автор. Неспешно повествуя о буднях советского бытия, воссоздается ощущение эпохи застоя. Человек — его эмоции, чувства, мысли — вот главные мерила правды. Не важно кто этот герой: охранник на зоне или журналист, безвестный писатель или экскурсовод — везде узнается заглавный персонаж унылой советской жизни. Во всех своих книгах он неизменно пишет один и тот же автопортрет. И в нем современник Довлатова узнает себя. Именно по этому редкому в ту пору резцу узнается характерный для Довлатова почерк, выделяющий его из всех прочих — писать персонажа с себя самого, усиливая негативные качества и умело сдабривая их иронией и сарказмом.    Смеяться над собой может позволить себе не каждый; это редкий дар, которому можно позавидовать в любые времена. Когда автор с задорным хохотом смеется от души над своими слабостями и пороками, откровенно высмеивает себя на фоне эпохи, беспощадно иронизирует над самым сокровенным в себе, тогда как чудо, как откровение неожиданно для всех рождается Его Величество — Юмор.

        Юмор, над которым не властно время, который всегда так долго ожидается и мгновенно узнается по неуловимому узору. В романе «Заповедник» в полной мере представлены интонации пронзительного одиночества, катастрофической неустроенности в жизни, социальной неприкаянности на фоне будней «развитого социализма с человеческим лицом». Нормальный человек, ищущий себя, свое предназначение в жизни, смысл — неизбежно задыхается в нем, в этом заповеднике запуганных гоблинов. Довлатов создает классическое произведение, растущее из того же куста, что посадили когда-то    Бомарше и Гоголь. Где сквозь зримый смех навертываются незримые слезы. Смех возводится в степень с каждой главой до тех пор, пока в финале читатель вдруг не поймает себя на ощущении, что перед ним только что разыграли трагедию, а он видел перед собой лишь комедию. Глубочайший запой, в который, как в смертельное пике, входит главный герой повести, звучит как последний аккорд безысходности и потерянности. И когда он сыгран до конца, когда найдено дно трагедии, появляется прозрение как спасение — решение уезжать из страны вслед за семьей. Тогда аккорд этот начинает звучать в новом качестве — как гимн возрождению человека из пепла прошлой жизни. Чтобы быть и оставаться человеком, многое нужно пережить, ставить на карту все, сгорать до тла и подниматься снова. Тут вспоминаются блестящие, трогающие до глубины души слова Фолкнера (пронзившие когда-то    и самого Довлатова), сказанные им по случаю присуждения ему Нобелевской премии по литературе:

 

«Я верю в то, что человек не только выстоит — он победит. Он бессмертен не потому, что только он один среди живых существ обладает неизбывным голосом, но потому, что обладает душой, духом, способным к состраданию, жертвенности и терпению. Долг поэта, писателя и состоит в том, чтобы писать об этом. Его привилегия состоит в том, чтобы, возвышая человеческие сердца, возрождая в них мужество и честь, и надежду, и гордость, и сострадание, и жалость, и жертвенность — которые составляли славу человека в прошлом, — помочь ему выстоять. Поэт должен не просто создавать летопись человеческой жизни; его произведение может стать фундаментом, столпом, поддерживающим человека, помогающим ему выстоять и победить».